Страшный и ужасный Сорокин

[Медведица Кайя]

Ой! Это только ленивый не хвалил его. А в остальном все по Андерсену: ждем-с мальчика на короля Сорокина.

Так же ж хором орём.

[BRF]

Так же ж хором орём.

Это на нашей, форумной, "тусовке". А как телевизор включишь, там "ты сидишь" - Сорокин в роли пророка отечества напару с другим культурным пророком Ерофеевым.

[pol-zhuk]

Ой! Это только ленивый не хвалил его.

хвалителей единицы

А в остальном все по Андерсену: ждем-с мальчика на короля Сорокина.

пояните мысль, пожалуйста; Андерсена не читал

[pol-zhuk]

Ну, значит те, кому интересно- люди в кавычках. 

а мне интересно, и я не в кавычках

[BRF]

пояните мысль, пожалуйста; Андерсена не читал

Ждем того, кто первый не побоится сказать, что король-то голый. Не здесь, в частной беседе, а, например, с канала "Культура".

[Лiнкс]

Нет, не соглашусь я с тем, что Сорокин °пустышка и ноль°. Как по мне, он, что называется, продал талантливую душу дъяволу. И все мы теперь наблюдаем, что из этого получается. Был бы он пустышкой, было бы не так жаль. Но так страшно смотреть на какую дрянь могут  изойти и талант и ум и писательское умение.

[pol-zhuk]

Ждем того, кто первый не побоится сказать, что король-то голый. Не здесь, в частной беседе, а, например, с канала "Культура".

ясно, не знал, что это у Андерсена было; с телеканала "Культура" без понятия, что говорят, но гнобящих статей я видел немало; вот, например, ввел в Google: "Сорокин Андерсен голый король", где-то сверху http://zapravdu.ru/content/view/109/60/, и другие за пару минут можно найти

[Rotten K.]

ясно, не знал, что это у Андерсена было; с телеканала "Культура" без понятия, что говорят, но гнобящих статей я видел немало; вот, например, ввел в Google: "Сорокин Андерсен голый король", где-то сверху http://zapravdu.ru/content/view/109/60/, и другие за пару минут можно найти

"За правду! Русский патриотический сайт"

[pol-zhuk]

и что?

[pol-zhuk]

Да - ничего Не сильны на том сайте критики литературные))) Наверное, так! "Тенденциозностью" это называется!

во-первых, мне не понятна логика: сначала утверждать, что все Сорокина любят, и никто-никто не говорит, что король-то голый, а потом, когда находишь человека именно это и сказавшего, обвинить его в предвзятости ; написал он в газете? в интернете его статья появилась? значит, кто-то говорит; и не важно на каком сайте

во-вторых, автор статьи вполне себе литературный критик:

..Родился в г. Новотроицк (Оренбуржье, 1963 год). С 5 по 9 классы жил и учился в поселке гидростроителей Синегорье (Магаданская область). Окончил Куйбышевский госуниверситет (1980-85 гг., историк). В годы перестройки перепробовал массу профессий: преподаватель, воспитатель общежития, грузчик, плаврук, матрос-спасатель, садовник, сторож, штукатур-маляр…

Первая сказочно-историческая повесть (теперь бы назвали фэнтези) объемом в общую тетрадь датирована 1974 годом. Сочинил ряд мистических, реалистических, исторических, фантастических произведений. Публиковался в литературно-публицистических сборниках московских и самарских издательств, журналах Поволжья («Русское эхо»), Москвы («Проза», «Литературный факел», «Наш Современник», «Профсоюзы и экономика», «Российский писатель», «Газпром»).

Излюбленный литературный жанр — проза. Есть опыты в литературно-художественной критике, эссеистике, поэзии, драматургии. Автор книг: «Степан Бердыш. Самарская хроника 1585–1587» (исторический роман, Самара, «Русское эхо», №№ 1–2, 2005); «Ты был первым!» (художественная документалистика, Самара, изд. «Агни», 2004); «Ночной кошмар с Николаем Сванидзе» (художественная публицистика, Москва, «ЭКСМО», 2005). В 2008 году принят в Союз писателей России.

В Союзе журналистов РФ с 1997 года. Сотрудничал с газетами «Советская Россия», «Трибуна», «Труд», «Аргументы и факты», «Солидарность», «Патриот», «Память», «Комсомольская правда», «Волжская заря», «Самарская газета», «Самарские известия», «Народная трибуна», «Время ИКС» и др. Ведущие жанры: социально-политическая сатира, аналитика, криминальный очерк и др.

Победитель литературного конкурса Московской областной организации Союза писателей РФ «Факел-2004»; конкурсов «Слово к народу» газеты «Советская Россия» (2002); Федерации независимых профсоюзов России в области журналистики (2002); трижды лауреат Всероссийских журналистских конкурсов ТЭК России «Пегаз» и др.

и в-третьих, я ограничил поиск негативных статей тем, что искал статью, в которой именно сравнение Сорокина с голым королем; в этих такого сравнения нет, но дифирамбы тоже не поют:

http://magazines.russ.ru/october/1999/11/basinsk.html
http://zhurnal.lib.ru/a/arbenxew_a_w/vsorokin.shtml
http://srkn.ru/criticism/kuzm.shtml
http://srkn.ru/criticism/nemzer.shtml

[pol-zhuk]

У нас с тобой "предмета спора нет".

предмет спора был по поводу закидывания/незакидывания Сорокина тапками

Я начинала читать книги Сорокина, мне они оказались не по силам))) Лично для себя я составила мнение об этом писателе - негативное. Когда я слышала положительные отзывы тех людей, которые, как мне казалось, понимают литературу, я "старалась" опять "продраться" в те для меня неприемлимые "дебри" сорокинских опусов - не получалось. Вот и всё. Для меня "король голый", для другого - "лучший писатель современности, живой классик". Мне то что? Говорю свое мнение, никого переубеждать не берусь!
 

говори, я же не против более того, я сам в общем-то его не люблю

[BRF]

На сайте Lurkmore.ru (Луркоморье) тоже как-то не очень расположены к Сорокину, но совсем его не страшатся   -
http://lurkmore.ru/Владимир_Сорокин

[Зилот]

Лурка всегда любит тех, кто доставляет. Сорокин может и плохой писатель, но несомненно доставляет.

[Чучик]

Получила я рассылку с буки.ру
И что же я вижу: Сорокинскую "Настю" нужно успеть прочитать ДО  27 лет. Предположительно по версии журнальчика - лет в 17

27 книг, которые необходимо прочитать до 27 лет (по версии журнала Seventeen)

Книги, которые выделил журнал Seventeen, - это выдающиеся произведения мировой литературы, среди которых можно найти современную прозу и классику, триллеры и фантастику, приключенческие романы и любовные истории. Их авторы - лауреаты премий, выдающиеся писатели и поэты.

1. Оскар Уайльд «Портрет Дориана Грэя»
2. Уильям Голдинг «Повелитель мух»
3. Фрэнсис Фицджеральд «Ночь нежна»
4. Курт Воннегут «Бойня №5»
5. Владимир Набоков «Лолита»
6. Энтони Берджесс «Заводной Апельсин»
7. Иван Бунин «Лёгкое дыхание»
8. Франц Кафка «Превращение»
9. Джон Фаулз «Любовница французского лейтенанта»
10. Ги де Мопассан «Милый друг»
11. Льюис Кэрролл « ;Алиса в стране чудес»
12. Шарлотта Бронте «Джейн Эйр»
13. Александр Грин «Алые паруса»
14. Братья Стругацкие «Малыш»
15. Владимир Сорокин «Настя» (из сборника «Пир»)
16. Николай Чернышевский «Что делать?»
17. Джек Керуак «Бродяги Дхармы»
18. Рэй Брэдбери «Апрельское колдовство», «Мальчик-невидимка»
19. Петр Кропоткин «Записки революционера»
20. Анна Франк «Убежище. Дневник в письмах»
21. Борис Виан «Пена дней»
22. Уильям Гибсон «Нейромант»
23. Дуглас Коупленд «Пока подружка в коме»
24. Себастиан Жапризо «Ловушка для Золушки»
25. Стивен Кинг «Кэрри»
26. Джером Сэлинджер «Над пропастью во ржи»
27. Эрих Мария Ремарк «Жизнь взаймы»

[Морелла]

Асилила один короткий рассказ сего мэтра... Хмыкнула и навсегда вычеркнула из списка того, что хочу прочитать.

[Nativ]

А я так с большим удовольствием сегодня прочитала. Это так злободневно.  

(Для тех, кто не приемлет грубую лексику ни в каком виде, этот рассказ не годится. Лучше его не читать).

Владимир Сорокин
Из книги "Сахарный Кремль"

Кино


— Мотор. Камера, — тихо, но внятно произнес постановщик.

Динамики усилили его голос, он разнесся по залитой заходящим солнцем березовой роще.

— Есть камера! — ответил оператор.

— Начали! — громче произнес постановщик.

Девушка в легком летнем платье, с двумя длинными косами щелкнула хлопушкой:

— Сцена 38, дубль 3.

— Иван! — скомандовал постановщик.

Молодой человек привлекательной наружности в бежевом нанковом костюме, белой косоворотке с расшитым воротом и в хромовых сапогах подошел к березе, опустился на колени, обнял, прижался лицом к стволу.

— Прости, Россия, прости, матушка… — пробормотал он срывающимся голосом.

Постановщик поднял вверх указательный палец.

В рощи закуковала кукушка.

— Раз, два, три, четыре… — стал считать молодой человек.

Постановщик согнул палец. Кукушка смолкла.

Молодой человек сел, привалившись спиной к березе, тяжело вздохнул, пошарил по груди рукой, резко расстегнул косоворотку:

— Господи… Ужель еще четыре года будет носить меня земля родная? Будет носить, будет кормить, будет любить меня.

Он замер с остановившимся взглядом. Сглотнул.

— И не загорится у меня под ногами?!

Он закрыл лицо руками, с перстнем на каждой, покачал головой. Бессильно опустил руки. Вздохнул:

— Нет. Не загоришься ты, земля русская. Ибо любишь всех нас, русских, без разбору. И тех, которые берегут тебя, и тех, которые предают.

Постановщик поднял руку, сжал в кулак, растопырил пальцы.

Из-за единственной в березовой роще старой, засохшей и дуплистой осины вышел седовласый, худощавый мужчина в темных очках, с узкими усиками, в пиджаке цвета какао, в майке с надписью «Colorado-2028», с тростью, в белых узких брюках и больших лохматых кроссовках «хамелеон» из живородящего пластика.

— Почто кручинишься, Иванушка? — произнес мужчина с легким американским акцентом.

Молодой человек вздрогнул, отшатнулся, закрываясь рукой:

— Чур… чур…

— Не надобно бояться. Это есмь аз, — мужчина подошел ближе, коснулся тростью плеча молодого человека.

— Напугал, черт… — молодой человек пошарил рукой по груди, тяжело вздохнул.

— Аз не есмь черт, — проговорил мужчина.

— Ты хуже, — покосился на него молодой человек.

Мужчина достал портсигар, открыл, протянул сидящему:

— Would you like a cigarette, my dear?

— Чертовым зельем больше не балуюсь, — пробормотал молодой человек.

— С каких это пор?

Молодой человек смерил американца колючим взглядом:

— С нынешнего дня.

Американец снял темные очки. Их глаза встретились. Возникла долгая и напряженная пауза: противостояние взглядов.

Постановщик поднял два больших пальца, потряс кулаками и в восторге беззвучно повторяя «да! да! да!», стал бить кулаком по коленке сидящую рядом сценаристку. Та, не отрываясь от монитора, схватила кулак постановщика и поцеловала. По замершей съемочной группе прошло одобрительное шевеление.

— Что с тобой, Иван? — произнес американец, убирая портсигар.

— А вот что, — молодой человек решительно встал.

Он оказался выше американца.

— Прекращаю наши встречи я, — сурово произнес Иван.

Американец прищурился:

— В чем есмь причина?

— Причина в том, что больше не желаю на вас работать.

В роще закуковала кукушка. Оператор за камерой дернул головой, зашипел, сплюнул. Сценаристка в ужасе закрыла лицо. Постановщик вскочил со стула, потряс кулаком, беззвучно крича губами:

— Ну, что ж за блядство?!

Съемочная группа зашевелилась. Кукушка перестала куковать.

Постановщик, злобно закусив губу, поправил очки, опустился на стул, тяжело вздохнул, покачал головой. Сценаристка качала головой, зажимая себе рот. Оператор прошипел по слогам:

— Вре-ди-тель!

Американец надел темные очки:

— Почто? Иль мы мало платим тебе?

— Деньги ваши больше не потребны мне. Видеть тебя, змею подколодную, не желаю боле. Зело много крови ты моей попил, подначил меня на дело преступное. Но душа моя покуда вам, супостатам, не продана! Не прежде, не ныне! Душа моя свободна! Убирайся прочь от меня, сатана! Вот, возьми подарки твои!

Молодой человек снял с пальцев и швырнул под ноги американцу оба перстня.

— И еще напоследок предостеречь хочу тебя и все ваше посольство: коли не отстанете от меня — донесу на вас в Тайный Приказ!

Возникла пауза. Постановщик снова восторженно поднял два пальца.

Американец присел на корточки, нашел в траве перстни.

— Стало быть, Ваня, о душе ты вспомнил?

— Стало быть так! — решительно повернулся молодой человек, порываясь уйти.

Но американец зацепил его тростью за плечо:

— А когда сие творил, не вспоминал о душе своей?

В руке американца возникла миниатюрная умная машинка. Американец оживил ее, и на поляне возникла голограмма: молодой человек в форме капитана российских военно-воздушных сил заходит в туалет, достает что-то из портфеля, быстро прячет это под унитаз, стоит некоторое время, затем спускает воду и, напевая «мне все равно — страдать, иль наслаждаться», выходит из туалета.

— Не думаю я, Ванюша, что зело обрадуются сему в вашем Приказе Тайном.

Иван с ненавистью взглянул на американца:

— А я сперва на себя донесу!

Американец замер. Голограмма исчезла.

— Пойду сейчас же в Тайный Приказ и во всем покаюсь!

— Надеешься, что простят?

— Простят, не простят — не мне судить. Но сеть вашу злокозненную разорву! Хоть сим родине своей помогу! Авось и не прогневается на меня зело…

Иван зашагал прочь.

— А за это — тоже не прогневается?

На поляне возникла другая голограмма: комната в гостинице, звучит визгливый американский джаз, голый и совершенно пьяный Иван стоит, облокотившись на стол, уставленной иностранной едой и выпивкой, держит в руках банку с надписью «Nutella», пальцем зачерпывает из банки шоколадную массу и ест. В это время с ним сзади совершает анальный половой акт красивый мулат с сигарой в зубах. На плече у мулата стандартная татуировка американских десантников: череп на парашюте.

Увидев голограмму, Иван остановился, как вкопанный.

— My sweet russian boy! — похотливо засмеялся мулат и выпустил дым голографическому Ивану в затылок.

По голограмме пробежала искра. Сценаристка вздрогнула, но постановщик сжал ее запястье, поднял палец, прошептал:

— Так надо.

Иван безумными глазами смотрел на голограмму.

— И про сие донесешь? — американец вплотную подошел к Ивану.

Иван стоял, оцепенев.

Американец толкнул его. Иван бессильно упал в траву. Американец выключил голограмму, присел на корточках, погладил Ивана:

— Не дури, Ваня. Тебе назад пути нет.

Достал портсигар, вынул из него сигарету, вставил в губы Ивана, зажег:

— Одной веревочкой с тобою повязаны. И разорвать веревку сию токмо смерть может. Но ты же не хочешь умирать?

Иван сел, вперился глазами в землю. Американец закурил, подбросил на ладони перстни.

— Ты еще молод. Все впереди у тебя. А посему, подарками нашими не след швыряться. Чай, не стекляшки.

Он надел перстни на бессильные руки Ивана.

— Мы ведь тебе еще подарочек припасли.

Американец с улыбкой достал из кармана маленький золотой перстень с брильянтом, надел Ивану на мизинец.

— Теперь у тебя не токмо сапфир да лунный камень, но и брильянт на длани воссияет. А брильянт, дорогой Иванушка, он всем каменьям камень. Ибо подобен он не камню земному, но осколку ошария небесного, на землю упавшего. Вот, полюбуйся.

Американец поднес руку Ивана к его лицу. Иван жадно затянулся, вскочил, пошел. Камера бесшумно поехала за ним по монорельсу.

Американец обнял Ивана за талию, пошел рядом.

— И вот еще, — американец вынул из кармана кожаный кошель, подбросил на руке. — Сто золотых.

Иван резко остановился.

Постановщик встал, в сильном волнении поправил очки, поднял сжатый кулак.

— Сто золотых, Ваня! — американец взял руку Ивана, вложил в нее кошелек.

Иван жадно затянулся, бросил сигарету, спросил хрипло:

— Что вам нужно?

Американец внимательно смотрел на него сквозь темные очки:

— Нам нужна, Ваня, тайная цифирь, обеспечивающая доступ к внутренним переговорам ваших тяжелых самолетов, несущих в себе атомноразрывные снаряды и совершающих своеобычные облеты северных границ государства вашего.

Иван бессильно опустился на траву, покачал головой:

— Нет. Сего я делать не стану.

Американец тихо рассмеялся, положил руку на голову Ивана и произнес, зловеще глядя на закат:

— Ты сделаешь все, что я прикажу.

Возникла мучительная пауза.

— Снято!! — закричал постановщик и побежал к актерам.

— Снято! Снято! Снято! — подбежав, он обнял их.

(Продолжение в следующем посте).

[Nativ]

(Продолжение.)


Сценаристка, размашисто перекрестившись, заспешила к ним.

— Снято! Снято, матерь вашу… — постановщик целовал, тузил и тискал актеров. — Снято, дорогуши мои, снято, разбойники!

Подошла высокая, угловатая сценаристка в узком платье, с вечно детским лицом, обняла «Ивана», прижалась:

— Господи… у меня чуть сердце не выпрыгнуло…

— Удовлетворительно? — спросил, снимая очки, «американец».

Постановщик ударил его кулаком в плечо:

— Гений!

— А у меня, главное, в сапог заползло что-то! — «Иван», облегченно смеясь, сунул пальцы в сапог. — Шевелится, зараза, щекочет, а? Вот подвезло!

— Жопа ты! Жопа дорогая! — постановщик обнял «Ивана».

— Что, в самом деле, неплохо?

— В десятку, в десятку!

— И с закатом успели! — подошел приземистый, седобородый оператор.

— И с закатом! С закатом, матерь вашу! — постановщик отчаянно крутил коротко стриженной головой, то и дело поправляя очки. — Вон закат! Минутка еще — и нет его! И пиздец засранцам!

— Егор, не матерись, умоляю! — обняла его сценаристка.

— С закатом успели! Ты понимаешь, Дошка?! — встряхнул ее за угловатые плечи постановщик.

— Полторы минуты, — подсказала помощница.

— Во! Полторы минуты! И нет солнца!

— Дайте стул сапог снять! — выкрикнул «Иван».

— Стул на площадку! — закричала помощница постановщика.

— А кукушечка-то как поднасрала, а? — улыбался «американец», закуривая.

— А-а-а! — грозно вспомнил постановщик. — Озьку[16] сюда!

— Здесь я, Егор Михалыч, — подошел сутулый, скромно одетый молодой человек. — Простите великодушно, один раз сорвалось…

— Один раз! Один раз — не пидарас, да?! — закричал, краснея, постановщик. — Вон отсюда! Завтра не работаешь!

— Ну, простите, бес попутал.

— Не вали на беса! Пшел вон! — постановщик оттолкнул его, осмотрелся. — Так! На сегодня — все!

— Егор Михайлович, кормить уже можно? — спросила полноватая женщина.

— Конечно! Нужно!

— Православные, тра-пез-ни-чать! — крикнула она, приложив раструбом руки ко рту.

— Все, все, все! — захлопал в ладоши постановщик, кивнул актерам. — Айда в палатку!

Они отошли от съемочной площадки и вошли в зеленую палатку, растянутую на поляне в окружении берез. Актеры уселись на стулья, две гримерши принялись их переодевать и разгримировывать. Постановщик вынул из портфеля бутылку шотландского виски «Dewar's» двенадцатилетней выдержки, стал быстро разливать по пластиковым стаканчикам:

— Быстро, быстро, быстро…

— Егор Михалыч, смотреть будете? — заглянул в палатку помощник оператора.

— Потом! — постановщик загородил от него бутылку виски, крикнул. — Таня! К нам никого не впускать!

Сценаристка взяла у него бутылку:

— Дай спрячу от греха…

Сунула виски в портфель, задвинула под стол, вынула из холодильника бутылку водки «Пшеничная», поставила на стол.

— Бородатых пускаете? — всунул голову в палатку оператор.

— Георгич, давай! — протянул ему стаканчик постановщик.

Все, кроме гримерш, разобрали стаканчики.

— За нас! — произнес, поправляя очки, постановщик.

Все выпили.

Постановщик достал пачку папирос «Россия», открыл. К папиросам потянулись руки.

— Ну, все. Отлегло… — постановщик закурил.

— Знаешь, я не верила, что сегодня снимем, — жадно затянулась папиросой сценаристка.

— И я не верил, — усмехался оператор.

— А я почему-то верил, — сказал «Иван».

— Третий дубль! — качал круглой головой раскрасневшийся постановщик. — Загадка, матерь вашу! Третий дубль — всегда хороший! Что сие означает?!

— Триединство, — чесал бороду оператор.

— Это судьба, Егорушка, — улыбалась сценаристка.

— Авдоша, радость моя! — постановщик схватил ее за длинную руку. — Давайте выпьем за нашу Авдошу! Как Жан Габен изрек: любая фильма — сие лишь сценарий, сценарий и токмо сценарий, ничего боле!

— Не согласен, — покачал головой оператор.

— Не согла-а-а-асен! — передразнил его постановщик. — Разливай!

Оператор полез под стол за виски.

— А можно мне водки? — попросил «американец», вытирая лицо мокрым бумажным полотенцем.

— Конечно, — сценаристка налила ему водки.

Остальным оператор налил виски.

Гримерша взяла пустой стаканчик «американца» из-под виски, понюхала, лизнула:

— Зело странный запах.

Постановщик поднял стаканчик:

— Авдоша, за тебя!

Выпили.

Постановщик выдохнул и сразу затянулся папиросой:

— Как ты придумала круто с этим столом, с этим… всем! Гениально!

— У меня от этой нутеллы изжога, — усмехнулся «Иван». — Как они сию гадость едят?

— С жопоебством не пропустят, — шумно выпустил дым оператор.

— Не каркай, мать твою! — вскрикнул постановщик.

— Вася, не надобно об этом думать, — сценаристка тронула оператора за плечо.

— Я не думаю, просто — говорю.

— Пропустят — не пропустят… — постановщик разлил остатки виски, швырнул пустую бутылку под стол. — Я не Федя Лысый, безусловно. Но и я право имею на резкое высказывание. Я право и-ме-ю! Ясно?! И там это знают!

— Знают, знают… — закивали все, разбирая стаканчики.

— А вы, ребята, сегодня превзошли самих себя! — постановщик шлепнул по плечам актеров. — За вас!

Выпили.

— Уф! Чего-то я опьянел, — заулыбался постановщик.

— Ты устал, Егорушка, — обняла его сценаристка. — Ступай в самоход, вздремни.

— Нет, — облизал губы постановщик, поправил очки, задумался. — Вот что. Георгич. Пошли-ка, брат, все-таки глянем.

— Пошли, — развел большими руками оператор.

Постановщик обнял его, и они вышли из палатки.

— Я тоже глянуть хочу, — погасил папиросу Иван, вставая.

— А где ты, брат, там и я. Оп-чики! Оп-чики! Оп-чики корявые! — «американец» ловко и быстро прохлопал себя по коленям.

Они вышли. Вслед за ними вышли и гримерши.

В палатке осталась только сценаристка. Куря папиросу и потягивая виски из стаканчика, она возбужденно прохаживалась в небольшом квадратном пространстве. Остановилась возле холодильника. На нем лежала перевернутая коробка из-под дюралайта. Сценаристка подняла ее. Коробкой был накрыт сахарный Кремль. Он был уже сильно объеден съемочной группой. Сценаристка отломила кресты от Архангельского собора и побросала их в стаканчик с виски. Размешала все круговым движением руки и выпила одним духом.

Выдохнула, вдохнула, приложила узкую ладонь ко рту. Кинула стаканчик на пол, наступила на него туфелькой:

— Токмо победа!

И размашисто вышла из палатки.

------------------
Примечание.
16 Озька, сокращенно ООЗ — обустройщик особенных звуков.

[Nativ]

Получила удовольствие от сборника Сорокина "Сахарный Кремль". Если для кого-то "День опричника" показался слишком грубым для нравственного чувства    , то "Сахарный Кремль" мягче.
Мне так понравилась игра Сорокина с языком, и какие чудесные яркие картинки и образы он создает с помощью этого псевдо-архаичного языка. Просто наслаждение     

[Nativ]

ВЛАДИМИР СОРОКИН: ИНТЕРВЬЮ

В России вполне бы ужились высокие технологии и телесные наказания на площадях

В самом скором времени в свет выйдет новая книга Владимира Сорокина "Сахарный Кремль" - сборник рассказов, живописующих мир недалекого российского будущего, который впервые был изображен писателем в романе "День опричника". О работе над книгой и о своем восприятии российской действительности Владимир Сорокин рассказал в интервью корреспонденту "Газеты" Кириллу Решетникову.


- "День опричника" и "Сахарный Кремль" - это антиутопическая литература. Ощущаете ли вы себя продолжателем традиций антиутопии - традиций Замятина, Оруэлла, Берджеса?

- И да и нет. Я всегда описывал то, что не существует, миры, которые были во многом вымышлены. Но антиутопия как жанр очень привлекательна, она дает возможность быть творцом истории. И Берджес, и Оруэлл, и Замятин - все они как бы творили историю. В случае с "Сахарным Кремлем" оказывается возможным получить некую площадку обозрения. Знаете, бывают такие площадки, на которые ставят телескопы, как, например, в Гонконге, где можно разглядывать горы. Так и здесь: я экспроприировал 2028 год, чтобы поставить там телескоп и взглянуть на современную Россию.

- Почему в будущем, которое вы описываете, доминирует такая архаическая стилистика?

- А что, в русской жизни мало архаического? Центром громадной страны по-прежнему является Кремль, где живут правители-небожители - русская власть. Она по-прежнему, как в XVI веке, закрыта, непрозрачна, во многом непредсказуема и абсолютно беспощадна по отношению к народу. Отношения между государством и народом у нас по-прежнему архаичны. Я лишь оформил эти отношения стилистически, добавил то, чего не хватает. Не хватает как раз такого языка и всех атрибутов развитого феодализма. Я думаю, что в России вполне бы ужились высокие технологии и телесные наказания на площадях.

- Как вы представляете себе вашего нынешнего читателя - это тот, кто уже стал частью неприемлемой для вас системы, впал в золотой сон, или это ваш единомышленник?

- Здесь я как-то теряюсь. С одной стороны, мне приятно, когда книгу читают люди подготовленные, те, кто знает, что я, собственно, делаю. Но с другой стороны, "День опричника" прочли многие из тех, кто вообще меня не читал, а также те, у кого я раньше "не пошел", и эта книга произвела впечатление. Это меня радует, особенно если учесть, что я по-прежнему экспериментирую. Радует, что появились новые читатели.

- Не так давно вы представляли "День опричника" за рубежом. Что вы можете сказать о том, как книгу воспринимают на Западе?

- Книга должна выйти на 20 языках и уже вышла на 10: французском, немецком, польском, шведском, сербском, испанском и других. Ни одна из моих книг не вызывала такой лавины рецензий и упоминаний. Роман цитировал Даниэль Конбендит на заседании Европарламента, посвященном России, упоминал Березовский в послании к Путину. Эта книга стала больше чем литературой.

- Антиутопические тексты часто определяют формулой "книга-предостережение". "День опричника" и "Сахарный Кремль" - это предостережение или, может быть, в большей степени просто шарж?

- Когда я писал "День опричника", это во многом было поиском метафоры для современной России. С другой стороны, это был и шарж, и гротеск. И предостережение из этого получилось - об этом мне сказал один мой друг. Ты, говорит, написал такой как бы заговор, чтобы этого не случилось. Но к моменту написания "Сахарного Кремля" у меня появилось ощущение, что все это и вправду может быть, что путь, который выбирает Россия, может именно этим и кончиться. И первые читатели "Сахарного Кремля", видимо, это почувствовали: почти все они сказали, что это более страшная книга, чем "День опричника". Хотя она, может быть, не менее веселая.

- Мне кажется, что "Сахарный Кремль" - это своего рода победа над проблемой сюжета, поскольку сюжет играет подчиненную роль: он включен в панораму, которая сама по себе гораздо более значима, чем конкретные события.

- Книга все же состоит из 15 новелл, в которых есть 15 сюжетных линий. Но контекст, действительно, настолько подавляющий, что он как бы и является главным сюжетом. Я работал с большим удовольствием, обживал этот мир.

- В некоторых рассказах "Сахарного Кремля" вы как будто отсылаете к другим своим текстам. Например, в сборнике есть диалог под названием "Очередь" - это ведь явная аллюзия на известнейшую вашу вещь раннего периода.

- Да, это такая сознательная вставка. Но я не могу сказать, что каждый день перечитываю собственные тексты - надо все-таки двигаться куда-то дальше. Иногда возникает некий self-criticism, и хочется что-то переписать. Каждый писатель, наверное, борется с самим собой, и все мы пишем одну книгу.

Газета, 06.08.2008

http://sorokin-news.livejournal.com/45349.html

[Maryna]

Недаром он был номинирован в прошлом году на Международную Букеровскую премию за книгу «День опричника». Пошла искать «Сахарный Кремль».

[Nativ]

Прочитала последний роман Сорокина "Теллурия". Если "День опричника" и "Сахарный Кремль" были посвящены России, то "Теллурия" охватывает уже Евразию: и Россию и Европу. Вот так сатирически-исторически видится Сорокину будущее Евразии.

Композиционно роман представляет из себя 50 глав - отдельных сюжетов, написанных в разных стилях, разным языком. Какие-то сюжеты мне были более понятны и интересны, какие-то я не могла полностью по достоинству оценить в виду недостаточности интеллектуальной подготовки. Но даже мне понятно, что языком Сорокин владеет отлично.

Читать все сразу немного утомительно, хотя доставляет удовольствие. Но лучше, наверное, смаковать потом отдельные сюжеты.

[Maryna]

Роман Владимира Сорокина «Теллурия» стал победителем читательского голосования литературной премии «Новая словесность».

[Nativ]

Вот на этом сайте
http://www.lookatme.ru/mag/how-to/books/197235-sorokin-map
уже и карту Евразии по сорокинской "Теллурии" составили.

Действие нового романа Владимира Сорокина «Теллурия» разворачивается в будущем, когда «после краха идеологических, геополитических и технологических утопий евроазиатский континент погрузился в благословенное просвещенное средневековье». Европа и Россия раздроблены на множество маленьких государств

Карта там пониже, в середине страницы примерно.

[Nativ]

Одна из глав романа. 

Аще взыщет Государев топ-менеджер во славу КПСС и всех святых для счастья народа и токмо по воле Божьей, по велению мирового империализма, по хотению просвещенного сатанизма, по горению православного патриотизма, имея прочный консенсус и упокоение душевное с финансовой экспертизой по капиталистическим понятиям для истории государства российского, имеющего полное высокотехнологическое право сокрушать и воссоединять, воззывать и направлять, собраться всем миром и замастырить шмась по святым местам великого холдинга всенародного собора и советской лженауки, по постановлению домкома, по стахановским починам всенародных нанотехнологий Святаго Духа, в связи с дальнейшим развертыванием демократических мероприятий в скитах и трудовых коллективах, в домах терпимости и детских учреждениях, в съемных хазах и упакованных хавирах, в стрелецких слободах и строительных кооперативах, в редакциях многотиражных газет, в катакомбных церквах, в ратных единоборствах, в коридорах власти, в генных инкубаторах, на шконках в кичманах, на нарах и парашах в лагерях нашей необъятной Родины по умолчанию к буферу обмена, знающего, как произвести некоммерческое использование и недружественное поглощение, как эффективно наехать, прогнуть, отжать, отметелить, опустить и замочить в сортире победоносную славу русского воинства в свете тайных инсталляций ЦК и ВЦСПС, сокрушивших лютых ворогов и черных вранов всего прогрессивного человечества комсомольским бесогоном аффилированной компании через правильных пацанов православного банка, сохраняющего и приумножающего империалистические традиции богатырского хайтека в особых зонах народного доверия на берегах великой русской реки, в монашьих кельях и в монарших передовицах, в коммунистических малявах и в богословских объявах, в сексуальных постановлениях и в черных бюджетах, в отроцех невинноубиенных за валютные интервенции, за хлеб и за соль, за шепот и за крик, за семо и овамо, за президентский кортеж, за зоологический антисоветизм, за белую березу под моим окном,
за пролетарский интернационализм, за хер и за яйца, за доллары и за евро, за смартфоны седьмого поколения, за вертикаль власти и за надлежащее хранение общака, наперекор земле и воле, назло черному переделу и белому братству для неустанного духовного подвига андроидов, пенсионеров, национал-большевиков, хлеборобов, ткачей, полярников, телохранителей, гомосексуалистов, политтехнологов, врачей, антропогенетиков, боевиков, серийных убийц, работников культуры и сферы обслуживания, стольничих и окольничих, стриптизеров и стриптизерш, оглашенных и глухонемых, тягловых и дворовых, старых и молодых, всех честных людей, гордо носящих имена Василия Буслаева, Сергия Радонежского и Юрия Гагарина, ненавидящих врагов фальсификаторов русской истории, неутомимо борющихся с коммунизмом, православным фундаментализмом, фашизмом, атеизмом, глобализмом, агностицизмом, неофеодализмом, бесовским обморачиванием, виртуальным колдовством, вербальным терроризмом, компьютерной наркоманией, либеральной бесхребетностью, аристократическим национал-патриотизмом, геополитикой, манихейством, монофизитством и монофелитством, евгеникой, ботаникой, прикладной математикой, теорией больших и малых чисел за мир и процветание во всем мире, за Царство Божие внутри нас, за того парня, за Господа Иисуса Христа, за молодоженов, за свет в конце тоннеля, за День опричника, за подвиг матерей-героинь, за тех, кто в море, за академиков Сахарова и Лысенко, за Древо Жизни, за БАМ, КАМаз и ГУЛАГ, за Перуна, за гвоздь теллуровый, за дым отечества, за молодечество, за творчество, за иконоборчество, за ТБЦ, за РПЦ, за честное имя, за коровье вымя, за теплую печку, за сальную свечку, за полный стакан, за синий туман, за темное окно, за батьку Махно во имя идеалов гуманизма, неоглобализма, национализма, антиамериканизма, клерикализма и волюнтаризма ныне и присно и во веки веков. Аминь.

[Nativ]

И еще цитата из одной из глав о роли Трех Великих Лысых в истории России 

А бабуля говорит: погодите, детки, я вам все расскажу по порядку. Внуки мои дорогие, это три изваяния трех роковых правителей России, перед вам Три Великих Лысых, три великих рыцаря, сокрушивших страну-дракона. Первый из них, говорит, вот этот лукавый такой, с бородкой, разрушил Российскую империю, второй, в очках и с пятном на лысине, развалил СССР, а этот, с маленьким подбородком, угробил страшную страну по имени Российская Федерация. И все три бюста вырубил шестьдесят лет тому назад мой покойный муж, демократ, пацифист, вегетарианец и профессиональный скульптор в то лето, когда дракон Россия окончательно издох и навсегда перестал пожирать своих граждан. И стала бабуля к каждому бюсту подходить и класть на плечи конфеты и пряники. И говорила: это тебе, Володюшка, это тебе, Мишенька, а это тебе, Вовочка. Мы с Сонькой стоим, смотрим, а она все это раскладывает, бормочет что-то ласковое. Необычно! Причем бабуля наша во все времена была атеисткой, ничему и никому не поклонялась. А это был просто храм с тремя божествами. Сонька умная, молчала. А я, конечно, с расспросами: бабуль, как да что? Та мне подробно все пересказывала, а потом как бы подвела черту. Говорит, Россия была страшным античеловеческим государством во все времена, но особенно зверствовало это чудовище в ХХ веке, тогда просто кровь лилась рекой и косточки человеческие хрустели в пасти этого дракона. И для сокрушения чудовища Господь послал трех рыцарей, отмеченных плешью. И они, каждый в свое время, совершили подвиги. Бородатый сокрушил первую голову дракона, очкастый – вторую, а тот, с маленьким подбородком, отрубил третью. Бородатому, говорит, это удалось за счет храбрости, очкастому – за счет слабости, а третьему – благодаря хитрости. И этого последнего из трех лысых бабуля, судя по всему, любила больше всего. Она бормотала что-то нежное такое, гладила его, много конфет на плечи ему положила. И все качала головой: как тяжело было этому третьему, последнему, тяжелее всех. Ибо, говорит, он делал дело свое тайно, мудро, жертвуя своей честью, репутацией, вызывая гнев на себя. Говорит, сколько же ты стерпел оскорблений, ненависти глупой народной, гнева тупого, злословия! И гладит его и целует и обнимает, называя журавликом, а сама – в слезы. Мы с Сонькой слегка обалдели. А она нам: детки, он много вытерпел и сделал великое дело.

Журавликом называет   
Только не понятно про ненависть народную    наверное то были либералы.

[Виктуар]

Наконец, возможно очень вовремя, прочитал Настю. Впечатление ошеломляющее, на мой, сиюминутный взгляд, острая сатира, антиклерикальный шедевр, анти много чего, своевременным рассказ стал только сейчас, ну или Сорокин провидец. Вообщем предпочёл бы не знакомиться с этим произведением, но автору поклон, ощутимая пощёчина обществу, отрезвляющая, надеюсь.

[Лiнкс]

Наконец, возможно очень вовремя, прочитал Настю. Впечатление ошеломляющее, на мой, сиюминутный взгляд, острая сатира, антиклерикальный шедевр, анти много чего, своевременным рассказ стал только сейчас, ну или Сорокин провидец. Вообщем предпочёл бы не знакомиться с этим произведением, но автору поклон, ощутимая пощёчина обществу, отрезвляющая, надеюсь.

Я читала рассказ "Настя" где-то в году 2004-5.  Сейчас вот перечитала снова. Думала "а вдруг взгляд изменился" - все же 12 лет прошло. Нет, не изменился.

Сорокин - он как  Лора Крофт, расхитительница гробниц, разрушает могилы русской литературы и устраивает пляски на костях. "Настя" - грубая и пошлая пародия на Чехова. В ней  все постмодернично и вторично. Длинное, претенциозное и предсказуемое повествование, основанное на одной  избитой мысли: гнилая интеллигенция породила революцию, революция сожрала их детей. Все остальные подробности, разговоры за столом выписаны  слабо и скучно. Сорокинские  кровожадные приемы чем плохи - читатель шокируется один раз, а дальше наращивает такую броню, которую эскалацией тошнотиков не пробить. Нужно писать что-то настоящее и стоящее.
Как сказала  о Сорокине  критик Алла Латынина в далеком 2001:
"После «Романа», начавшегося в духе тургеневских дворянских идиллий, а заканчивающегося сценой, где на 50 страницах герой бьет топором по бесчисленным головам, разрубает трупы и раскладывает рядком кишки, читатель не обманывается насчет развязки «Насти». Боюсь, «Настю» читатели Сорокина съели ещё раньше, чем Сорокин подал её на стол."

[Виктуар]

Может быть, но опуская любую критику, просто для себя, могу отметить: хорошо что кто то это сказал всем в лицо, возможно пошло о пошлом, лет десять назад, опять таки возможно, я бы воспринял это иначе, в новую эпоху возрождения невесть чего рассказ заиграл, словно луч солнца упал в густую тень.

[Nativ]

А я не так давно читала "Очередь" Сорокина.

Повторю тут свои впечатления по мере прочтения, которые писала на другом сайте.

Это гениально! Я и не представляла, что эта книга придумана такой по стилю. ))
264 страницы стояния в очереди, в конец пока не заглядывала, но предполагаю, что так и будем стоять в очереди до конца книги. )) Я пока только 64 страницы отстояла - и уже притомилась изрядно. ) И очереди я ненавижу еще с советского времени, а тут мне предлагается отстоять почти в реальном времени. ) Книга состоит только из реплик, только из одних реплик людей, стоящих в очереди. И стоят они, даже толком не зная, какой товар выкинули в продажу. Мнения самые разные о самом товаре. ) Не знаю, хватит ли у меня терпения достоять до конца. Но с перерывами - точно достою! Интересно же, что давали. Но предполагаю, что мне не достанется, и я так и не узнаю, что это было.

Интересно, Натив дочитала до двадцатистраничной переклички по фамилиям?)))

Дочитала, дочитала. Ну что ж делать, если именно так и стояли. )
Это вообще ритмичное произведение, ритм здесь имеет определяющую роль. Ты еще в конец не заглядывала. Глянь. Вряд ли ты встречала так написанные эротические сцены. ) Это прям музыка. ) (Кстати, у Сорокина наличиствует музыкальное образование). Предполагаю, что это новаторский прием, что нет аналогов в литературе. Интересно, есть аналоги или нет? Кто подскажет?

Кстати, фамилии тоже интересно было читать - такое разнообразие!

Фуууу! Бээээ! Как пошло все закончилось, я разочаровалась. Так хорошо все начиналось: прям ностальгия, "старые песни о главном" ) , наслаждение текстом, сотрясения от смеха... а потом все так как-то съехало в чрезмерную безвкусную гиперболу и закончилось так пошло. Жизнь, конешно, пошла, но не могу я смотреть в такое зеркало... фууу. Абыдна прямо, так хорошо все начиналось, я прям в восторге была - и вот!... Мужской солдатский финал, как на мой вкус. Может быть мужчины воспримут по-другому. ) В принципе, мужик приз выиграл в марафоне, отстоял не зря - отныне ему больше не придется в очереди стоять.

[Papa Kot]

Наташа, а за "Метель" бралась? Я все откладываю.

[Nativ]

Наташа, а за "Метель" бралась? Я все откладываю.

Тоже еще не бралась. Я уж было совсем собралась, так Рубанов влез. Но в планах есть прочитать "Метель", т.к. читала и слышала только хорошие отзывы.

Вот и Быков хвалил:
http://ru-bykov.livejournal.com/2897985.html
фрагмент программы ОДИН с Дмитрием Быковым от 10 марта 2017 года:

«Близка ли вам концепция, изложенная Сорокиным в новом романе? Некоторые говорят, что «Манарага» — его лучшая работа после «Голубого сала»».

Я ещё не читал «Манарагу», но как раз «Голубое сало» мне не нравится совсем. Мне очень нравится «Метель». Мне кажется, это такая… Ну, это у нас с матерью общее — мы любим гуманизм такой старомодный. Мне кажется, это его самая трогательная книга. Эти лошадки прелестны! «Манарагу» когда прочту — тогда с удовольствием вам расскажу.

[Nativ]

Владимир Сорокин. Роман "Роман".
Ох уж этот мне Сорокин!         Вот знала же, что хулиган, но опять так попалась! так попалась!

О, я в шоке от "Романа" Сорокина! Я ж неподготовлена оказалась к такому финалу совершенно. Прочитав "Метель", я решила, что и "Роман" - стилизация под классический роман 19 века. Оно сначала так и шло почти до самого конца книги, я уж прямо поверила, что на этот раз обойдется все без сорокинского хулиганства. Решила, что в самой стилизации, когда к середине книги он все больше нагнетает невыносимую слащавость по сюжету и по языку, собрав все штампы романа 19 века - и что в этом и есть издевка Сорокина над такими романами. Но это я напрасно расслабилась! Потом началось такое! Такое!! Что просто уже за гранью добра и зла!!! Я бы все поняла и приняла, несмотря на весь отвратительный ужас происходящего, если бы все это было не в церкви. Но в церкви - это уже совершенно недопустимо, за гранью для меня.

Ну а так, что именно хотел сказать автор, выбрав вот такую форму, мне понятно: оно в последних двух словах этого романа. Может быть даже можно сказать, что этот роман - литературоведческая статья в художественной форме написанная.