— За героев, — сказал он. — Неплохо быть героем. Мы ни на кого не похожи. Нам ни к чему называть друг друга «дорогой», или «моя дорогая», или «моя любовь», или еще как то в этом роде, лишь бы подчеркнуть наши отношения. «Дорогой», «любимый», «ненаглядный» — ужасно пошло. Будем звать друг друга просто по имени. Ты меня понимаешь? Зачем нам кому то подражать? — Ты очень смышленая девочка.Эрнест Хемингуэй Райский сад.Как будто специально для Спяника писал.
- Вы все ее милые мальчики, - сказала Кэтрин. - Она особенно любит милых мальчиков. Слышишь - дождь. - Сильный дождь. ...Эрнест Хемингуэй Прощай оружие.Зоопарк? Да врядли, лучше никто не напишет.
Я даже не знаю почему он мне так дорог. Дело не в том что он был Настоящим мужчиной. Сильным, талантливым, тонким, умеющим любить и понимающим что это такое. Он отлично знал все простые истины и умел облечь их в изумительные слова и образы. Его герои всегда были сильны, мятежны и несчастны. Они всегда были слишком настоящими. Отлично помню как впервые прочитал Прощай оружие и весь вечер ходил словно под гипнозом глотая слёзы. На последней странице била дрожь, она не должна была умереть, он не имел права. А Праздник который всегда с тобой... Это именно тот Париж что и в книгах Генри Миллера, волшебный, Пиафовский. Фиеста меня доконала. Тягучее, горячечное повестование. Гениально сказано в одной рецензии - герои плавятся как леденцы. Горечь в каждой букве, в каждой строке боль и сожаление. И всё настоящее, и всё жилы рвёт изнутри. Ну и рассказы: Что то кончилось, На Биг-ривер, их много. Их много, но недостаточно. Последними были Острова в океане и За рекой в тени деревьев. Острова всегда лежат у меня под рукой. Для меня это поэзия, его стиль, его восприятие жизни, его ирония и лаконичный слог. Если бы я умел писать я очень хотел бы уметь так минимумом средств воздействовать на людей. И конечно неоценимо то что всё о чём бы он не писал он пережил сам. Нет ни одной надуманной эмоции, ни одного фальшивого, лишнего слова.
... — Ты очень смышленая девочка.Эрнест Хемингуэй Райский сад.
Да уж... "смышленой девочкой" называть - это не пошло, о нет! Бр-р-р...
Ну если девочка действительно смышлёная то как же её назвать? Сметливой чувихой?
А зачем вообще "девочку" оценивать с точки зрения смышлености? Тем более, вроде понятно, что она его понимает. А так... ощущение, что девочку, как собачку за загривок, слегка так за щечку потрепали.Нет, я Хемингуэя люблю. И согласна - очень мужская проза. И этим тоже очень нравится.Но вот понимания женщин - ни на грош, увы. Тот старик ту рыбу лучше понимал...Любить - любит, а чего там у них "внутре" - кажется, даже не считает нужным задумываться. Некогда, наверное, нужно ж делать свои мужские дела - ловить рыбу, воевать, свои собственные чувства внимательно рассматривать...
Женщины у него схематичны, как бы расплывчаты, намечены контуром, но схемы - в принципе - ведь верны. Нет?
Тем не менее. Раз сообщение про экранизацию оказалось на свалке , то повторюсь.
Нет, я Хемингуэя люблю. И согласна - очень мужская проза. И этим тоже очень нравится.Но вот понимания женщин - ни на грош, увы.
Ни на грош, говоришь...Иметь и не иметь
Инна, а чьи это слова?
Хэмингуэя, разумеется.
Спасибо Инна, просто здорово. И так вовремя.
Я тоже люблю Хэма!
В смысле, в книге кто это говорит? Жена главного героя?
Писатель Ричард Гордон.Слова принадлежат его жене Эллен.
Ага, Мария, - ответил я сам себе. а только я один помню про описания Моргана?
В интервью, данном в 1958 году нью-йоркскому литературному журналу "Пэрис ривью" /The Paris Review/, американский писатель Эрнест Хемингуэй /1899-1961/ признавался, что концовку своего знаменитого романа "Прощай, оружие!" он переписывал 39 раз.Как выяснил внук писателя Шон Хемингуэй, внимательно изучивший рукописи в Президентской библиотеке имени Кеннеди в Бостоне, на самом деле альтернативных концовок было даже больше - 47. Некоторые из них состоят всего из одного-двух коротких предложений, другие - нескольких абзацев. Все они будут собраны в новом издании романа, которое будет опубликовано на следующей неделе американским издательством "Скрибнер" /Scribner/, входящим в состав издательского дома "Саймон энд Шустер" /Simon & Schuster/.Как сообщила в четверг газета "Нью-Йорк таймс", в 330-страничное издание войдут также черновики к роману и составленный Хемингуэйем список вариантов его названия. В частности, писатель размышлял над такими заглавиями, как "Любовь во время войны", "О ранах и других вещах", "Очарование". Последнее было собственноручно вычеркнуто им из списка."Думаю, людям, которые занимаются литературным творчеством, будет интересно проследить за процессом создания этого великого произведения", - отметил Шон Хемингуэй, являющийся куратором греческого и римского искусства в нью-йоркском Метрополитен-музее."Эти концовки иллюстрируют ход мысли писателя", - указал, в свою очередь, сын Хемингуэйя Патрик. Если бы автор выбрал другой вариант завершения, роман мог бы выйти более грустным или, наоборот, более оптимистичным. Между тем, Хемингуэй решил закончить эпическую историю о войне и любви холодно и беспристрастно - главный герой уходит из госпиталя под дождем."Прощай, оружие!", впервые опубликованный в 1929 году, рассказывает о любви на фоне Первой мировой войны. Роман во многом автобиографичен - Хемингуэй служил на итальянском фронте, был ранен и попал в госпиталь в Милане, где у него был роман с медсестрой.
Да, рассказ меня очень впечатлил.И утро, когда Роберт сотоварищи думали, что на верную смерть идут.
Что то кончилось Э. ХемингуэйЯ прочитал этот рассказ гораздо раньше чем что либо в моей жизни могло начать заканчиваться, но потом, достигнув этого проклятого возраста принятия решений, всегда поражался насколько точны эти простые слова. Позже я читал множество книг о любви, хороших, гениальных, сложных, простых, но нигде не было именно этих слов, потому что оканчивается всё именно так, а не по другому, Иванов в Географе это тоже хорошо показал, не то что оканчивается, а просто когда всё не так.
Голос Хемингуэя http://ru-hemingway.livejournal.com/17197.htmlПожалуйста, кто разбирается, развейте мои сомнения. Это действительно американский вариант английского языка? Звучит как-то очень по-английски на мой дилетантский слух.
Речь Хемингуэйя на вручении Нобелевской премии - http://youtu.be/eoI9OgVxDNEСравни.
Очень хорошо описано, только - разве это любовь? Или - ее окончание?Это, скорее, поиски оправдания себя. Хотя, конечно - что-то кончилось.
Никогда не видела детских и молодых фотографий Хемингуэя - до чего красивый человек. Симпатичный мальчик, красивый молодой человек, и такая великолепная зрелость. Редко кому это удается.По моему мнению - в Ах, какой!
Мне кажется, что Хемингуэй всегда как будто в гору поднимался - у него все по максимуму: любовь, дружба, жизнь, если рыбалка - то марлины, если охота - носороги - а спускаться не захотел.
Да. Хотя зрелость была связана с болезнями, у него не получалось писать в последнее время, в общем он со своей зрелостью не справился, не принял ее - в результате этот выстрел в себя.
Да какая там зрелость , у него, если верно помню, глаза стали отказывать. Больше минуты-двух ни читать, ни писать не мог - больно, расплывается. Он расценил это как конец жизни.
Дэвисы были поражены его состоянием. Он был в явном нервном расстройстве — его мучили какие-то страхи, ночные кошмары, появились некоторые симптомы мании преследования. Он сам говорил, что боится «полного физического и нервного краха в результате смертельной усталости».Когда в октябре Хотчнер прилетел в Мадрид, где находился Хемингуэй, он убедился, что тот серьезно болен. Хемингуэй стал уверять Хотчнера, что Билл Дэвис пытался убить его в прошлом году и теперь опять собирается.
Мэри встретила его на аэродроме и через несколько дней увезла его в Кетчум, надеясь, что спокойная обстановка поможет ему оправиться и прийти в обычное состояние. Она убедилась, что оправдались ее худшие опасения. Эрнест все время волновался, ему казалось, что за ним следят агенты Федерального бюро расследований, что местная полиция хочет арестовать его. Он неожиданно заявил ей, что им придется расстаться с их домом в Кетчуме, потому что налоги разоряют его. И даже когда она позвонила в банк в Нью-Йорке, чтобы убедить его, что банковский счет в полном порядке, это отнюдь не успокоило Эрнеста.Состояние Хемингуэя все ухудшалось. Появилась затрудненность речи, он с трудом связывал слова в фразы. Кровяное давление опять опасно поднялось.30 ноября 1960 года кетчумский врач и старый приятель Эрнеста Сэвирс самолетом отвез его в Рочестер в штате Миннесота, где под чужим именем во избежание газетной шумихи уложил в клинику Мэйо. Мэри приехала туда же поездом.Как объясняла впоследствии в одном интервью Мэри Хемингуэй, в клинике Мэйо у Эрнеста обнаружили чрезмерно высокое давление крови. «Но настоящим его несчастьем, — сказала Мэри, — было нечто более серьезное — нервное расстройство, вызывавшее в нем чувство постоянной подавленности. Это чувство овладело им давно, сейчас я даже не могу точно сказать, когда я заметила в нем эту подавленность. Начало его болезни я сейчас не могла бы точно зафиксировать».Врачи в клинике Мэйо пришли к выводу, что состояние подавленности у Хемингуэя могло быть вызвано обильным употреблением лекарств, снижающих кровяное давление, и рекомендовали принимать их только в случае крайней необходимости. Однако состояние депрессии не проходило, и его стали лечить электрошоком.
22 января его выписали из клиники, и Мэри отвезла его самолетом в Кетчум. В привычной и дорогой его сердцу обстановке он как будто воспрянул духом. На следующий же день после возвращения он охотился и подстрелил восемь уток и двух чирков. Хотчнеру он радостно сказал по телефону, что начал работать.Он действительно вставал в семь часов утра, в половине девятого начинал работать у своей конторки, расположенной у большого окна, и прекращал работать около часа. Однако работа его в основном сводилась к тому, что он просматривал уже написанные им куски воспоминаний о Париже, стараясь найти правильный порядок их расположения.Он, который всю жизнь так любил окружать себя веселыми людьми, любил посидеть с ними за столом, поболтать, становился все нелюдимее. Он перестал приглашать своих кетчумских друзей смотреть по пятницам телевизионные спортивные передачи, все реже выходил в поселок и к курорту Сан-Вэлли.Как-то в феврале его попросили написать несколько слов для книги, предназначенной в подарок президенту Кеннеди. Хемингуэй с утра принялся за работу, трудился весь день. Вечером, когда пришел доктор Сэвирс, Хемингуэй со слезами на глазах сказал ему, что не может больше писать, ничего не получается.Весна не принесла облегчения. Его ничто, казалось, не радовало, он был как будто отделен от всех остальных невидимой стеной, мало разговаривал, подолгу думал о чем-то своем, глядел в окно на горы.Однажды в апреле Мэри застала его за тем, что он вставлял в ружье два патрона. Она начала спокойно разговаривать с ним, убеждая его, что он не должен ничего с собой делать, напоминая о мужестве, которое сопровождало его всю жизнь. Потом пришел доктор Сэвирс и помог ей отнять у Эрнеста ружье. Они тут же увезли его в больницу в Сан-Вэлли, где ему дали успокаивающие лекарства.Вскоре была достигнута договоренность о том, чтобы вновь положить его в клинику Мэйо. Старый приятель Дон Андерсон и медсестра больницы в Сан-Вэлли завезли его на машине домой, чтобы взять там кое-какие его вещи. Хемингуэй предложил им не вылезать из машины, сказав, что он сам возьмет все необходимое, и пошел в ту комнату, где стояли ружья. Дон Андерсон бросился вслед за ним, успел схватить его за руку и отнять ружье и два патрона, которые Хемингуэй уже пытался вставить. Из спальни прибежала Мэри и начала его успокаивать. Он сидел молча, с отсутствующим взором.В конце апреля его самолетом отвезли в Рочестер и опять поместили в клинику Мэйо. На этот раз Мэри рекомендовали не ездить туда, и она осталась в Кетчуме. Потом она съездила в Нью-Йорк посоветоваться с крупными психиатрами о состоянии здоровья мужа. Ее волновало то, что он совершенно по-разному вел себя с врачами и с ней. Врачи в клинике Мэйо считали, что он почти здоров и его можно отправить домой. Мэри же понимала, что дело обстоит совсем иначе.Вернувшись в Рочестер, она поняла, что совершена ошибка, которую трудно исправить. Эрнест убедил врачей, что он совершенно здоров и что ему пора возвращаться в Кетчум. Он был возбужден перспективой вырваться из клиники, и Мэри не решилась помешать ему.Она вызвала из Нью-Йорка Джорджа Брауна, который когда-то тренировал Эрнеста и к которому тот относился с полным доверием, и они на машине привезли Хемингуэя в Кетчум. Это было 30 июня 1961 года.Следующий день прошел спокойно. Хемингуэй с Джорджем Брауном съездили в больницу повидать доктора Сэвирса, вечером он с Джорджем и Мэри поехал ужинать в ресторан. Хемингуэй разговаривал мало, но был спокоен и внимателен к своим спутникам. Из ресторана они уехали рано, и дома Эрнест сразу же стал укладываться спать. Пока он чистил зубы, Мэри вдруг вспомнила итальянскую песенку «Все говорят мне, что я блондинка», которую они когда-то оба очень любили. Она пришла к Эрнесту в комнату. «У меня для тебя подарок», — сказала Мэри и запела. Эрнест заторопился кончить чистить зубы, чтобы спеть вместе с ней припев.Утром 2 июля Хемингуэй встал, как всегда, рано. Мэри еще спала. Джордж Браун тоже спал в домике для гостей. Эрнест прошел в комнату, где хранились ружья, взял из стойки одно из самых любимых своих ружей, вложил два патрона в оба ствола, вставил дула в рот и нажал оба курка.Он не оставил никакой записки.Похоронили его на кетчумском кладбище рядом с могилой его старого друга Тейлора Уильямса.
Эрнест все время волновался, ему казалось, что за ним следят агенты Федерального бюро расследований, что местная полиция хочет арестовать его.
Кстати, совсем не так давно прочитала где-то в новостях, что слежка была на самом деле, а не плод больного воображения. ... якобы какие-то новые документы обнаружились (или стали открытыми).
А вот:http://www.factroom.ru/facts/8713
"Если у вас паранойя, это еще не значит, что за вами не следят"(с) Правда насчет слежки или нет, но плюс к этому резко и сильно пошедшее вразнос здоровье у человека, который всю-то жизнь привык быть крепким и физически неуязвимым - это не зрелость, это беда, если смотреть со стороны, и катастрофа, если быть на его месте.
Кстати, по некоторым источникам, при повышенном артериальном давлении электрошоковая терапия противопоказана.
"...История семьи американского писателя Эрнеста Хемингуэя заставляет думать о том, что над ней тяготеет злой рок. Хемингуэй покончил с собой в 62 года. Добровольно ушли из жизни его отец, сестра, брат и красавица внучка Марго. Последним свел счеты с жизнью брат писателя Грегори. Он завершил свой путь в женской тюрьме, под именем Глории, так как поменял свой пол и был арестован за непристойное поведение. Но младшей внучке писателя Мериел удалось разорвать роковую цепь самоубийств. Хотя это было непросто."http://www.semya.ru/articles/chego-mi-ne-znaem-o-nih/proklyatie-roda-hemingueev-2086