Один человек, который жил между нами, но, конечно, не был похож ни на кого из нас, непостижимым и таинственным образом почувствовал действительное отсутствие Бога и присутствие другого и перед тем, как умереть, передал нам ужас своей души, своего одинокого сердца, бессильно бьющегося любовью к Тому, Кого – нет, бессильно убегающего от того, кто – есть. Всю жизнь он проповедывал Бога, и из тех, которые слышали его, одни смеялись над его постоянством и негодовали на его привязчивость, другие ей умилялись, на него указывали. Но он будто не слышал ни этого негодования, ни этого умиления. Он все говорил одно, и только удивительно было всем, почему он, с такою радостною, утешительною идеею в сердце, сам так беспросветно сумрачен, так тосклив и тревожен. Он говорил о радости в Боге, он указывал на религию, как на единоспасительную для человека, и слова его звучали горячо и страстно, и самую природу, о которой он никогда не упоминал обыкновенно, он как будто начинал любить в это время, понимать ее трепет, красоту и жизнь. Точно как и она увяла от дыхания какого-то ледяного ощущения в душе его и оживала, когда он забывался от него хоть в звуке своих слов. Были и признания в его словах, но они все были непоняты. Он проговаривался, что человек, у которого действительно нет Бога в душе, тем и страшен, что «приходит с именем Бога на устах». Эти слова читали, но их смысла никто не уразумевал. И он сошел в могилу, не узнанный, но тайну души своей не унес с собою; точно толкаемый каким-то инстинктом, вовсе не чувствуя еще приближения смерти, он оставил нам удивительный образ, взглянув на который мы наконец все понимаем. «И ты с ним», эти слова, которые обращает горестно Алеша к своему брату, когда выслушал его рассказ, мы неудержимо обращаем к самому автору, который так ясно стоит за ним: «И ты с ним, с могучим и умным Духом, предлагавшим искушающие советы в пустыне Тому, Кто пришел спасти мир, и которые ты так хорошо понял и истолковал, как будто придумал их сам!» Признание в частном письме, которое делает Достоевский задолго до написания романа и которое мы указали выше, и слова, написанные им в своей записной книжке незадолго до своей смерти: «моя осанна сквозь горнило испытаний прошла», и ссылка при этом именно на «Легенду»…
В первой редакции Розанов говорит, что православие категорически отличается от католицизма, и что православная церковь не отошла от учения Христа, что она со Христом.А в переиздании 1906 года (первоначально работа Розанова увидела свет в 1891 году) Розанов пересматривает свои взгляды и говорит уже, что и православная церковь не с Христом, а с Антихристо
Наверное не столько пересмотрел свои взгляды, сколько получил возможность говорить откровенно. В 1891 такое просто не напечатали бы.
Не обязательно - 15 лет солидный срок. Позиция Розанова удивила - весьма пристрастный взгляд на Достоевского. Они общались?
Интересно, читал ли Достоевский работу Розанова? Может даже и отвечал Розанову - не знаю.
"Легенда" очень интересна и хорошо написана - когда-то сильно потрясла своей предельной откровенностью. Но, надо сказать, я не согласен с Розановым. Он считает, что Достоевский "с ним", я же придерживаюсь совершенно противоположной точки зрения, и, тем более поражает смелость Достоевского, который не боится очень четко, без малейших признаков принижения, изложить доводы своих противников. И, при том - постараться показать свою собственную точку зрения на этот психологический конфликт между "формальной логикой" и "душой" - "Если правда и Христос разойдутся, я выберу Христа".Только показывает он это через личности героев - как и должно быть у писателя. Ведь, как ни суди, а Алеша в итоге оказывается выше своего брата. Мне кажется, при всем упрощенчестве такого приема, он все же безошибочно говорит о личной позиции автора.
Он же умер за 10 лет до её выхода.
Алеша в романе только намечен пока. "Братья Карамазовы" написан только до половины. Достоевский умер внезапно, так и не успев завершить свой замысел. Мы еще ничего не знаем про Алешу, кем он будет, как сложится его жизнь.
Не люблю Розанова. Вот уж воистину - "подпольный человек".
НЕСВЕТОВ: В эфире «Слово и молчание», очередной разговор цикла. Сегодня мы говорим с писателем, литературоведом и историком – Игорем Леонидовичем Волгиным. Игорь Леонидович, вот до перерыва я задал вам вопрос про русскую литературу. Я прекрасно понимаю, что вопрос очень непростой, но все-таки – почему так? Почему нет вот такой персональной точки опоры?ВОЛГИН: Вот вы знаете, спросите что полегче, как говорится. Потому что этот вопрос – я не знаю, можно ли вообще на него ответить, потому что он, видимо, проистекает из глубин нашего духа национального.Да, все стремятся дать образ положительного героя. Достоевский стремится – и что? Мышкин – вот он положительный, прекрасный человек. И что? Кому он помог? Что он вообще сделал в этом мире? Все несчастны, он сам несчастен. У него была идея: дать образ положительного, прекрасного человека. Зосима – да, в какой-то степени, но достаточно герой отвлеченный. Алеша Карамазов? Очень симпатичный герой, но ведь была же версия, которую я, кстати, защищаю в своих книгах и считаю, что это реальная версия: Алеша Карамазов становится цареубийцей. Одна из версий «Карамазовых» – не прописанная, задуманная. Это страшно! Самый положительный, самый светлый…НЕСВЕТОВ: Чистый, светлый, да.ВОЛГИН: …Чистый сердцем человек. И вот меня упрекали, что якобы он сочувствует народовольцам, якобы он сочувствует царизму. Ничего подобного! Как раз, я думаю, что, делая Алешу в будущем, во второй книге, цареубийцей, он бы совершил политическое преступление, его бы казнили, как свидетельствует Суворин, он открыл тайну русской революции.Пошли не только «бесы», не только, не только верховенские ринулись в революцию, в нее пошли чистые сердцем. Пошли идеалисты в русскую революцию, понимаете? Пошли идеалисты – поэтому она и победила. Потому что если бы были одни мерзавцы и негодяи… Это был порыв некий идеальный, который… Мы знаем, чем вымощена дорога в ад. Мы прошли этот опыт.Читать полностью: http://finam.fm/archive-view/4392/
Немножко в сторону. Размышлял об Алеше, как носителе идеи Христа, и наткнулся на интервью Волгина:
… богоборчество тут не темная, злая сила, а временное затемнение религиозного сознания… Таков Иван Карамазов, таковы многие люди нового времени, переживающие тяжкий кризис, сгибающиеся под бременем сложности, еще не осмысленной; богоборчество их не есть метафизическое отвращение к Богу и окончательное избрание зла, люди эти ищут, идут расчищать путь человечеству. Дух Божий невидимо и неведомо присутствует в них, и ошибки их сознания простятся им. По словам Христа, спасутся богоборцы, не совершившие хулы на Духа Святого. И Иов боролся с Богом. Без такого богоборчества нет богатой мистической жизни и свободного религиозного выбора. …Великий Инквизитор совершает хулу на Святого Духа, и богоборчество его есть окончательная нелюбовь к Богу. Отвращение к Христу скрыто в метафизической глубине его сердца.
Было бы очень интересно почитать о взгляде представителей РПЦ на "Легенду о Великом Инквизиторе" Достоевского. Если кому-то попадался такой материал, будьте добры, дайте ссылочку.
Но, оказывается, красота эта спасающая, как правило, открывается человеку в страданиях, через мужественное несение им креста своего. Не случайно страдания в творчестве Достоевского занимают господствующее место, а его самого по справедливости называют художником страданий. Ими, как огнем золото, очищается душа. Они, становясь раскаянием, возрождают душу к новой жизни и оказываются тем искуплением, которого жаждет каждый человек, глубоко осознающий и переживший свои грехи, свои мерзости. И поскольку все грешны, то и страдания, по Достоевскому, необходимы всем, как пища и питие. И плохо той душе, которая не чувствует этой необходимости. "Если хотите, – пишет он в "Записной книжке", – человек должен быть глубоко несчастен, ибо тогда он будет счастлив. Если же он будет постоянно счастлив, то он тотчас же сделается глубоко несчастлив". "Горе узришь великое, – говорит старец Зосима Алеше, – и в горе сам счастлив будешь. Вот тебе завет: в горе счастье ищи". Ибо через страдания, к которым ведут иногда и страшные преступления, освобождается человек от своего внутреннего зла и его соблазнов и вновь обращается к Богу в своем сердце, спасается. Это спасение Достоевский видит только во Христе, в Православии, в Церкви. Христос для Достоевского не отвлеченный нравственный идеал, не абстрактная философская истина, но абсолютное, превысшее личностное Благо и совершенная Красота. Поэтому он пишет к Фонвизиной: "Если б кто доказал мне, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели со истиной". Именно потому он с таким сарказмом говорит через Алешу Карамазова о псевдопоследовании Христу: "Не могу я отдать вместо всего два рубля, а вместо "иди за Мной" ходить лишь к обедне". В таком случае действительно от Христа остается лишь "мертвый образ, которому поклоняются в церквах по праздникам, но которому нет места в жизни" [1]. Но Христос, по глубокому убеждению Достоевского, сохранился неповрежденно лишь в Православии, в народах славянских, и особенно в русском народе. Отсюда и особенность взгляда Достоевского на русский народ как на народ-богоносец, народ, который может и должен спасти Европу – это "дорогое, – по словам Ивана Карамазова, – кладбище (давно уже кладбище, и никак не более)", а с нею и весь мир. "Все, все, чего ищет русский народ, – пишет он, – заключается для него в Православии – в одном Православии и правда и спасение народа русского"; "главнейшее предызбранное назначение народа русского в судьбах всего человечества и состоит в том, чтоб сохранившийся в Православии Божественный лик Христа, когда придет время, – явить всему миру, потерявшему свой путь".
Нашел немного, написано достаточно традиционно, и видимо, отражает официальную точку зрения РПЦ:Взято отсюда: http://www.zavet.ru/smv/zh/002dost.htm